Об истории подготовки заговора против российского императора накануне восстания декабристов.
Шел 1823 год. Как обычно, с 15 по 25 января в Киеве проходила контрактовая ярмарка. Под ее прикрытием провели свой очередной съезд декабристы Южного общества, пишет old-bobruisk.ucoz.ru. Одним из вопросов, который обсуждался на нем, был вопрос о сроках восстания. Активными сторонниками скорейшего выступления был Сергей Муравьев - Апостол и Михаил Бестужев-Рюмин. Они и явились организаторами первого конкретного замысла открытого выступления в Бобруйске, когда там в 1823 году стояла 9-я дивизия 3-го пехотного корпуса 1-й русской армии.
Почему предполагалось поднять восстание именно в Бобруйске? Во-первых, казалось необходимым использовать редкий случай царского смотра тех полков, которые были размещены и находились под непосредственным влиянием четырех членов общества. Во-вторых, была чрезвычайно важна близость Москвы, куда восставшие полки двинулись бы после успешного ´овладения особой государя´. Иначе говоря, после ареста Александра І. Вместе с тем восстанию способствовало и наличие Бобруйской крепости, поскольку в случае неудачи она могла служить укрытием. Как выясняется из следственных дел разговор шел не просто о том, что проигравшие дело заговорщики стали отсиживаться в крепости, но и о том, что они могли бы там удерживать арестованного императора.
Разработали Бобруйский план С. Муравьев-Апостол и М.Бестужев-Рюмин. Они являлись руководителями Васильковской управы Южного общества. К ним присоединились подполковник В.С. Норов и полковник И.С.Повало-Швековский. Таким образом, участники заговора рассчитывали на выступление четырех полков, в которых они служили: Черниговского, Полтавского, Алексопольского пехотного и 18-го егерского.
Сергей Муравьев-Апостол.
Василий Норов говорил на следствии, что часто слышал от М. Бестужева-Рюмина и С.Муравьева: ´Вот удобный случай действовать, когда государь прибудет в Бобруйск, овладеть крепостью, окружить его, и потребовать Конституцию´. При этом сам Норов ´в беседах этих был такой же дерзкий, как и они´. ´Вернувшись домой, - писал он, - я ужаснулся тому, что слышал и говорил, но, представив себе эту беседу, которая проходила в комнате с открытыми дверями, не предполагал, что то был настоящий заговор, и что мои слова, какими бы они не были безрассудными и даже преступными, это еще не дело... ´. Постепенно Норов перестал посещать собрания декабристов и, видя это, прежние соучастники стали с ним ´более холодные в отношениях´ и более осторожными. Норов думал, что они ´более не имели никакого замысла´, но он ошибался.
Михаил Бестужев-Рюмин.
В ´Данных о политическом обществе´ Михаил Бестужев писал:´Узнав, что император будет проводить смотр войск, мы решили захватить его, держать его под охраной, и идти сразу же на Москву, привлекая по пути войска и сообщая о себе прокламациями народу. Царствующий сейчас государь (а тогда Великий князь Михаил Павлович) также должен быть арестован´.
По словам Сергея Муравьева на совещаниях шел разговор и об убийстве царя, но ´ничего не было решено´. ´Мысли же, к которым мы склонялись, - говорил он на следствии, - что когда можно будет быть уверенным в страже, которая будет у государя, одновременно овладеть им ночью и организовать бунт в лагере а вслед за ним, оставив гарнизон крепости, быстро двигаться на Москву´.
Чтобы обеспечить надежную охрану, предполагался приезд в крепость от московский декабристов ´нескольких молодых людей, которые прибыли бы в Бобруйск почти одновременно с императором и были бы включены в полки относительно проведения арестов´. Руководство ´молодыми людьми´ поручалось И.С. Повало-Швейковскому. По бобруйскому плану, выступление в крепости было бы сигналом для восстания в других местах - Москве, 2-й армии в Петербурге.
Таким образом, план был составлен. Оставалось превратить его в жизнь. Без согласия Центрального руководства южного общества и без поддержки северного и москвичей М. Бестужев. С. Муравьев, их соучастники не могли самостоятельно решиться на осуществление восстания. В мае 1823 года были отправлены письма на юг В.Л. Давыдову и С.Г. Волконскому с просьбой приехать или прислать кого-нибудь от Южного общества в Бобруйск. В конце июля пришло ´очень запутанное письмо´ от Волконского, из которого М. Бестужев и его друзья смогли понять, что общество в этом году еще не намерено действовать. Давыдов - отмолчался: ни сам не приехал, ни письма не написал. О его позиции говорил на следствии И.В. Паджио: ´Если я не ошибаюсь, кажется, говорил мне Давыдов, что он противился этому лиходейству´.
Как видим, два члена директории были против восстания в Бобруйске. Против был руководитель Южного общества П. Пестель. Следственному комитету он объяснял: ´ Опровергая их предложения о действиях в Бобруйске, я находил тысячу причин, которые доказывали невозможность ожидать успеха от этого начинания´. Основная причина заключалась в том, что Пестель считал местом нанесения главного удара Петербург - сердце власти, ´Карфаген должен быть разрушен´. Здесь и в Москве были сконцентрированы министерства и управления, да и великие князья рядом. Кто знает, что они предпримут в случае восстания. Немаловажной причиной отказа от плана были, по мнению Пестеля, отношения заговорщиков к царю. Когда М. Бестужев посетил Пестеля, ´чтобы представить ему отчет о планах восстания´, и сказал, что они намеревались только арестовать государя, то Пестель задал ему несколько вопросов: - Кто защитит государя? Неужели вы думаете, что охрана не испугается одного его взгляда? Неужели вы думаете, что никому не придет в голову предать вас, выручить государя и тем самым без большого риска получить большую награду? Пестель был против ареста императора, поскольку это ´сделало бы либо междоусобную войну, либо неминуемую нашу гибель´. ´Никто не начнет действовать, пока существует государь´, - говорил Пестель Бестужеву. Видимо, в то время руководитель Южного общества был прав. Поэтому Пестель никого в Бобруйск не отправил, а наоборот - удерживал Сергея Муравьева от преждевременного выступления.
Еще не было ответов с юга, а Бестужев в конце июня направился в Москву, чтобы получить поддержку московских декабристов. Отъезд его не вызвал подозрения, поскольку в Москве жили родные Бестужева. Он вез письмо от Сергея Муравьева Михаилу Фонвизину и Михаилу Муравьеву. Сергей Муравьев думал ´вновь связать их с обществом после роспуска союза процветания´ и рассчитывал, что они помогут найти тех ´нескольких молодых людей´. В Москве Бестужев нашел вместо Михаила Фонвизина его брата Ивана, который отказался вступить в новое тайное общество.
Якушкин в своих ´Записках´ вспоминает о встрече с Бестужевым: ´Летом в 1823-м году мне довелось приехать в Москву. Здесь я познакомился с полковником Копыловыми и, видя его готовность действовать в смысле тайного общества, я принял его в наше общество. Через несколько дней после этого ко мне заехал И. Фонвизин и пригласил на свидание с Бестужевым-Рыминым. На встрече он сказал, что имеет важное поручение от Сергея Муравьева и других членов Южного общества´.
Якушев не увидел в Бестужеве, в этом, по его словам, ´шалопутном и совсем бестолковом юноше´ серьезного заговорщика. Он не поверил ему и сказал, что ни он, ни Михаил Муравьев в общество не вступят. После этого беседа о бобруйском плане не имела смысла. Бестужев потерпел неудачу и вернулся назад. Еще на контрактах 1823 года в Киеве С. Муравьев и М. Бестужев предложили отставному генералу бывшей Речи Посполитой, члену патриотического общества Александру Ходкевичу быть посредником между русским и польским обществами. ´Ходкевич, - как показал на следствии С. Муравьев, - охотно согласился на это. Дал согласие и обещал, что летом в Бобруйск будет прислан член польского общества´.
Как не ожидали члена польского общества, однако он в Бобруйск так и не приехал. Поэтому в Вильно направился М. Бестужев. Следователям он говорил, что никогда не видел и ни с кем не знакомился, но это не так. В Вильно он встретился с крупным магнатом, членом литовского провинциального совета польского Патриотического общества князем Константином Радзивиллом. Тот на следствии подтвердил, что виделся с ним, но отказался от темы разговора (Бестужев к этому времени был казнен). Через него были организованы встречи с виленской революционной молодежью. Прямых документальных подтверждений этого нет, да и быть, наверное, не могло в такой ситуации. Поездка М. Бестужева в Вильно ничего не дала для выполнения бобруйского заговора, но она положила начало русско-польскому революционному союзу. Заслуга Бестужева в этом бесспорна. ´Способ, которым он выполнял поручение, заслужил благодарность Директората. Было отмечено, что оба общества перед началом действий общались между собой´.
О заговоре, который готовился, знали в Петербурге. Проездом туда в бобруйской крепости остановился Матвей Муравьев-Апостол. Брат Сергей, не скрываясь, открыл ему тайну заговора. К. Рылеев на вопрос следственного комитета о бобруйском плане (а вопрос это, надо сказать, задавался большинству декабристов) ответил, что ´слышал от Матвея Муравьева о нем перед отъездом в Киев´. С июня 1823 года Матвей, выполняя в Петербурге важное поручение Пестеля, который стремился объединить усилия Южного и Северного обществ, знакомил ´северян´ с ´Конституцией. Государственный завет´ - краткими тезисами ´Русской правды´. С. Муравьев-Апостол и его соучастники так и не получили поддержки от членов тайных организаций. Бобруйский заговор так и повис в воздухе и остался всего лишь заговором.
В мае 1823 года в Бобруйск приехал великий князь Николай Павлович - генерал-инспектор инженерных войск, который требовал навести в крепости порядок, поскольку ожидается прибытие сюда государя (с этого времени и зародился план восстания). В начале сентября в Бобруйск съехалось корпусное начальство - генерал Ротт, начальник штаба Горчаков. За ними из Берлина примчался великий князь Николай. Утром 12 сентября под гром пушек Западного форштадта в крепость прибыл сам император Александр I. В ночь с 12 на 13 сентября на охрану в крепости и на главную гауптвахту назначается батальон 18-го Егерского полка, того самого, где служил декабрист Василий Норов, бывший в эти дни вместо младшего штаб-офицера.
Какая удача для заговорщиков!! Их единомышленник прислан охранять императора. Нужно ли ожидать большего? Но оказалось, что Норов с приездом великого князя ´занят был только добыванием себе прощения´ (после нашумевшей истории произошедшей в 1822 году. После незаслуженно грубого выговора Николая Павловича Норову двадцать его товарищей по службе приняли решение подать в отставку. Николай убедил Норова забрать прошение, но никогда не забывал, что тот вызвал его на дуэль).
Более того, на следствии он заявил: ´Весь этот день я был занят своей должностью в присутствии начальника штаба полковника князя Горчакова и майора Петровского и в эту ночь имел счастье охранять священную особу покойного императора и клянусь всемогущим Богом, что если бы было совершено покушение на жизнь и свободу государя, то к какому бы обществу я не принадлежал, я охранял бы его особу до последней капли крови!´.
После подавления восстания декабристов на Сенатской площади Бобруйскую крепость превратили в политическую каторжную тюрьму, первыми узниками которой и стали зачинщики вооруженного выступления. (Е. Апостол-Кергач, В. Рыбаковский, В.Тизенгаузен, И.Бурцев, Н.Булгарин, П. Бестужев, А.Гвоздев). Это было сущее пекло. Вошло в историю негодование А. И. Герцена: ´Пусть Сибирь, пусть что угодно, но только не эта страшная тюрьма на Березине´.
иcтoчник: www.istpravda.ru
